«Я считаю, что принадлежу к важному направлению российской гуманистической литературы». Юбилей Евгения Гришковца

«Я считаю, что принадлежу к важному направлению российской гуманистической литературы»

Юбилей писателя, драматурга и актёра Евгения Гришковца

Родился 17 февраля 1967 года в городе Кемерово (Западная Сибирь). На момент рождения сына родители были студентами, будущими экономистами.

После окончания школы Евгений поступил в Кемеровский университет на филологический факультет, откуда в 1987 году был призван на воинскую службу. Оказался на Дальнем Востоке, служил на Тихоокеанском флоте. 

Армейские годы, проведённые на острове Русский (близ Владивостока) оказали серьёзное влияние на будущего писателя и драматурга. Несмотря на трудные условия службы, нашлось место творчеству и там: Евгений занимался в театральной студии и играл в театре пантомимы.

После армии Е. Гришковец окончил КемГУ, создал при университете театр «Ложа». В течение семи лет он ставил спектакли (всего 10 постановок) и участвовал с ними в театральных фестивалях по всей стране.

Эпизод биографии – попытка в 90-х обосноваться (попросить убежища) в Германии окончилась возвращением в Россию. В 1998 году Гришковец переехал в Калининград.

Вскоре Е. Гришковец представил в Москве свой первый моноспектакль «Как я съел собаку». Он принёс автору-исполнителю широкую известность, а также – две премии «Золотая маска»: в номинациях «Новация» и «Приз критиков».

Идея спектакля началась с рассказов Гришковца о службе на флоте в курилке московского Театра Армии, где он тогда работал.

За моноспектакль «Как я съел собаку» бывшему матросу Евгению Гришковцу было присвоено воинское звание «старшина 2 статьи» с формулировкой «за пропаганду российского флота».

С этого момента началась сольная театрально-гастрольная деятельность автора и исполнителя. Е. Гришковец принимал участие во многих европейских театральных фестивалях.

Евгений Гришковец – создатель собственного «авторского» театра. Его драматургия строится по иным законам, в ней нет конфликта в привычном понимании, однако зрительское внимание исполнитель держит от начала и до конца. Одна замечательная особенность монотеатра Гришковца – его интерес к публике, который выражается буквально: первые 10 минут в зрительном зале не гасят свет, чтобы исполнитель мог увидеть лица своих зрителей.

13 марта 2004 года Гришковец был внесён в книгу рекордов Гиннесса – за самое большое количество спектаклей, сыгранных одним человеком в течение одного дня. На фестивале «Золотая маска» за 8,5 часов он показал 5 своих моноспектаклей.

Среди театральных постановок Евгения Гришковца – «Как я съел собаку», «ОдноврЕмЕнно», «Зима», «Записки русского путешественника», «Город», «Планета», «Дредноуты», «По По», «+1», «Прощание с бумагой», «Шёпот сердца», «Весы», «Предисловие». Всего создано 14 пьес. Спектакли драматурга Е. Гришковца идут на различных сценах в постановке других режиссёров.

Участвует в ряде музыкальных проектов (группа «Бигуди», записан ряд альбомов, самая известная композиция «Настроение улучшилось»; группа «Brainstorm» – кавер-версия песни группы «Альянс» «На заре»; «Мгзавреби» – совместные концерты с грузинской софт-рок и фолк-рок группой, совместный альбом «Ждать жить ждать»). Е. Гришковец не поёт, он проговаривает текст под музыку, вернее, музыка точно ложится под произносимые им слова.

Также Евгений Гришковец периодически играет в кино («Азазель», «Прогулка», «В круге первом» и др.). Он – сценарист и исполнитель главной роли в фильме «Сатисфакция» (реж. – Анна Матисон, 2010).

Как писатель, Гришковец заявил о себе в 2004 году: вышла его первая книга, роман «Рубашка». Мир писателя наполнен размышлениями, беседами, пересказом сложных обстоятельств, курьёзных жизненных ситуаций – и всё это описано с неизменным оптимизмом. Жюри российской премии «Букер» признало роман «Рубашка» «Дебютом года», он вошёл в лонг-лист.

Далее последовал роман «Асфальт» (2008) – его герой, ничем не примечательный человек Миша, узнаёт о самоубийстве своей давней знакомой.

С автобиографическим романом «Театр отчаяния, или Отчаянный театр» в мае 2018 года Гришковец вошёл в шорт-лист литературной премии «Большая книга».

Изданы книги – «Реки» (2005), «А...а» (2010), «Письма к Андрею. Записки об искусстве» (2012); пьесы – «Как я съел собаку» (1998), «Зима» (2005), «Дредноуты» (2008), «ОдноврЕмЕнно» (2009), «Сатисфакция» (2010), «Уик энд» (2014), «Весы и другие пьесы» и др. Всего порядка 18 книг, 8 из которых созданы на основе дневниковых записей Гришковца в «Живом журнале».

Отдельный интерес (с литературной точки зрения) представляет книга-дневник «Почти рукописная жизнь» (2013) – об участии автора в экспедиции в национальный парк «Русская Арктика» (в дальнее Заполярье), на научно-исследовательском судне «Профессор Молчанов». Учёные отправились пересчитывать поголовье белых медведей...

«Я считаю, что принадлежу к важному направлению российской гуманистической литературы. Это от Бунина, Чехова» – написал Е. Гришковец. В его произведениях угадываются интонации не только Чехова, но и Василия Шукшина, а также, безусловно, Сергея Довлатова.

Вышедший в 2021 сборник Гришковца «Узелки» – главы о самых памятных в жизни человека трудных событиях и ситуациях. «Факт человеческой биографии не так важен, как переживания по поводу этого факта, – считает Гришковец. – А переживания универсальны».

Женат, имеет троих детей.

В 2011 году Е. Гришковцу присвоено звание «Почётный гражданин города Калининграда».

Сайт-блог автора: «Одновременно. Дневник Евгения Гришковца».

В качестве обложки использована иллюстрация Любы Булдаковой, профиль в Инстаграм.

Евгений Гришковец. Как я съел собаку (фрагмент, начало)

МОНОДРАМА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Рассказчик – молодой человек лет тридцати-сорока, одет в морскую форму, чаще держит бескозырку в руках, иногда надевает ее на голову.

Текст можно дополнять собственными историями и наблюдениями. Те моменты, которые особенно не нравятся, можно опускать. Эту историю желательно рассказывать не меньше часа, но и не более полутора часов.

На сцене много канатов, разных морских атрибутов, ведро с водой и

тряпка. В центре стоит стул.

Рассказчик.

Бывают такие моменты в жизни ну, например, приходишь домой чуть позднее, чем обещал, в смысле – обещал прийти в девять, а пришел в одиннадцать: не позвонил, не предупредил, ну вот, заходишь, начинаешь извиняться, ну, мол... А тебе говорят: «О, да ты еще и выпил, да ты пьян».

А ты не пил, то есть вообще! И говоришь: «Да нет, мамочка (или кто-нибудь другой), Бог с тобой, я не пил...» – и тому подобное. И вдруг ловишь себя на мысли, четко понимаешь, что ведешь себя как пьяный, то есть, чем больше ты оправдываешься, чем больше возмущаешься – тем больше ты похож на пьяного, причем ты уже и это понимаешь, но все равно поделать ничего нельзя.

«Ну, признайся, что выпил, да и иди спать, чего надрываться-то», – говорят.

«Да не пил я, не пил...» – сквозь зубы процедишь, махнешь рукой и пойдешь, действительно, спать, а чего еще делать-то. И обижаться не на кого, потому что точно, как пьяный...

Это я говорю для того, чтобы было понятно, что я сам не понимаю причины, почему я это все буду сейчас рассказывать; кажется, что причин много, а как только называешь одну из них, так тут же и понимаешь, что это не та причина, или она не основная, или вообще... То есть будем считать, что все, что я рассказываю, – это я рассказываю без причины, ну а вы... вы слушаете по той причине, что пришли послушать, или просто – деваться уже теперь некуда, или по какой-нибудь своей причине. Не знаю...

Я расскажу о человеке, которого теперь уже нет, его уже не существует, в смысле – он был, раньше, а теперь его не стало, но этого, кроме меня, никто не заметил. И когда я вспоминаю о нем или рассказываю про него, я говорю: «Я подумал... или я, там, сказал»... И я все подробно помню, что он делал, как он жил, как думал, помню, почему он делал то или другое, ну, там, хорошее или, чаще, нехорошее... Мне даже стыдно за него становится, хотя я отчетливо понимаю, что это был не я. Нет, не я. В смысле – для всех, кто меня знает и знал, – это был я, но на самом деле тот «я», который сейчас это рассказывает, – это другой человек, а того уже нет и у него уже нет шансов вновь появиться... Короче, мне пришлось, или довелось, служить три года на тихоокеанском флоте... Вот какой был человек.

Пауза.

Я помню, как мы ехали от станции «Тайга» до станции «Владивосток» на почтовопассажирском поезде семь дней. Мы ехали медленно, стояли у каждого семафора, и я был благодарен железнодорожникам за эту маленькую отсрочку...

Мы ехали..., и вот интересно, можно ехать хоть куда, на восток, на юг, на север, и все время один и тот же пейзаж, в смысле, он меняется, конечно, но     остается ощущение, что он один и тот же: это не очень густо растущие березы, такие равномерно расставленные бело-черные деревья, везде... Ну, в общем, тот пейзаж, глядя на который русский человек обязан сказать: «Боже... какая красота!». Выглядит это так: русский человек проснулся, выходит из еще спящего купе в коридор вагона, у него, вот так, висит на плече полотенце, в руке зубная щетка с уже надавленной на нее пастой, он слегка ослеплен утренним светом (в купе было темновато), останавливается у окна, вот так, держась за поручень. В коридоре стук поезда сильнее. Кто-то цедит воду из титана. Поезд: тудук-тук-тук, тудук-тук-тук. Проснувшийся: «Вооо, а где мы едем-то?» Человек с кипятком в чашке, сосредоточенно качаясь, медленно идет и из-за этого качается еще сильнее, говорит: «Да кто бы знал...».

Проснувшийся: «Да?! Ну, все равно, ка-кая красота...!» Тудук-тук-тук, тудук-тук-тук...

Нас везли два морячка, они одеты были в белую парадную форму и очень следили за своей внешностью. Оба маленького роста, у одного были усы, которые он очень любил и явно гордился ими, но разглядеть их можно было не сразу, а при желании нетрудно было и пересчитать все волоски у него на верхней губе, а другой был, мне почему-то запомнилось, из Тамбова, у него были кривые ноги и, вот здесь, значок «За дальний поход». Они выходили на каждой станции и прогуливались по перрону с кассетным стареньким магнитофоном, поглядывая по сторонам, в смысле - смотрят на них или нет.

Ага... смотрят! Очень хорошо! Я тогда удивлялся, как у них на затылках держатся бескозырки, очевидно – они должны были упасть, но они все-таки висели... Безо всякой дурацкой метафоры, висели, как нимбы... Я только потом узнал, как они держатся... бескозырки. И что нет никакого секрета, они просто сами держатся, и все.

Морячки были забавные... Мы лезли к ним с расспросами, что да как, а они охотно рассказывали как...: «Ну, мы через пролив Лаперуза прошли, потом пошли в Камрань, там стояли..., потом пошли к Новой Зеландии, но там схода не дали, а в Австралии сход давали, но ходили только офицеры и...».

А я думал: «Ееелки зеленые... ведь я учил в школе английский язык... Зачем?». Ну были страны, в которых на этом языке говорят, ну была Европа, ну там где-то... Париж, Лондон, там, Амстердам, ну были и были, и Бог с ними со всеми... Мне-то что? Они иногда смутно тревожили тем, что они все-таки, вроде, существуют..., но конкретного желания не вызывали. Мир был огромным, книжным...

А эти морячки побывали, Бог мой, – в Австралии, Новой Зеландии... И мне предстоит то же самое, вот наденут на меня такую же форму... И вот-вот, уже скоро, поезд довезет нас до Владивостока, а там еще чуть-чуть – и какое-то море, какие-то страны... Неохота!!!! Потому что, хоть я и не знал ничего конкретно, но подозревал, что, ну конечно же, все там как-то не просто так, Австралия, Новая Зеландия, а там еще что-то такое, основное, чего мне знать не хочется, чего я боюсь, чего я очень боюсь и что очень скоро начнется... обязательно...

Это так же как, ну... Как... Помните, лет пятнадцать-семнадцать назад показывали, с большой помпой, а перед этим много говорили, дескать, впервые в кинотеатрах страны настоящий фильм ужасов – «Легенда о динозавре». Билеты было решительно невозможно купить, фильм показывали по две недели в кинотеатрах с широкими экранами. У касс была давка... Я ходил три дня подряд, простаивал по часу и, убедившись в том, что сегодня, увы... шел к выходу из кинозала и ждал окончания сеанса. Из зала была чуть-чуть слышна особенно громкая музыка и еще что-то... А потом выходили люди, и я всматривался в их лица. Они уже видели...! Они уже испытали это! Они выходили и как-то отличались от остальных, они двигались как бы замедленно, как в видеоклипах, неся неизвестное мне знание, которое я тоже приобрету, которого боюсь, но которое надо..., обязательно. А они уже что-то такое пережили, уже знают... Я хотел увидеть это в их глазах... Я уважал их и понимал, что даже не могу заговорить с ними... А потом, в пятницу, я и сам посмотрел это кино... Ну вот, посмотрел... И вышел... и поехал домой...